Вопрос о «младенце» требует тщательного богословского исследования, потому что Бог наш и сейчас изображается младенцем на иконах Божией Матери. Пока Спаситель был жив и проповедывал, Он называл себя Сыном Человеческим, однако после Его смерти и воскресения сейчас мы называем и исповедуем его только Сыном Божиим. Иисус Христос прошёл весь путь человеческий – от рождества, младенчества и отрочества до мужа совершенного. При этом апостол Павел в своих Посланиях всегда проводит резкое отличие между младенчеством и совершенством по возрасту и по уму:

Наследник, доколе в детстве, ничем не отличается от раба, хотя и господин всего: он подчинен попечителям и домоправителям до срока, отцем назначенного (Гал.4.1,2). Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое (1 Кор.13.11). Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни (1Кор.14.20). Всякий, питаемый молоком, несведущ в слове правды, потому что он младенец; твердая же пища свойственна совершенным (Евр.5.13,14). Дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися… Доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф.4.14,13).

В соответствии с первым высказыванием апостола о том, что младенчество и рабство – это почти одно и то же, видим положение Иисуса в детстве – был в повиновении у них (Лук.2.51). Это положение раба зафиксировано на всех иконах Божией Матери с младенцем. Православные молятся, как правило, глядя на иконы. Кому же они молятся, глядя на иконы Божией Матери с младенцем? Понятно, что Божией Матери, об этом говорят наименования икон. Значит, во-первых, этим самым мы игнорируем Иисуса Христа, присутствующего на них в виде младенца, во-вторых, вполне лояльно воспринимаем зафиксированное состояние Бога «в повиновении» у человека. Какие же мы после этого христиане?

Почему православные не задают себе такой вопрос: разве можно Бога изображать беспомощным младенцем? Для того чтобы ответить на него, обратимся к догматам православной Церкви. Известный исследователь православия богослов Иоанн Мейендорф пишет, что самым важным сборником канонов следует, видимо, считать каноны Трулльского Собора (692 г.). Святые отцы оставили нам в назидание правилом для иконографии 82-й канон Трулльского собора. Текст этот значителен прежде всего тем, что канон помещал вопрос о выражении религиозных представлений в христологический контекст:

«В определенных воспроизведениях досточтимых образов предтеча изображается указующим на агнца своим перстом. Это изображение было усвоено как знамение благодати /милости/. Это был некий прикровенный облик того истинного Агнца, Которым есть Христос Бог наш, показуемый нам согласно Закону. Имея, таким образом, приветствуемыми подобные древние фигуры и тени как символы истины, преподанной Церкви, мы предпочитаем ныне сами благодать и истину как некое исполнение упомянутого закона. Посему, дабы представить зрению всех то, что есть совершенно, по меньшей мере средствами живописи, мы указуем, что отныне и впредь Христос Бог наш должен быть представляем в Его человеческом образе, а не в облике древнего агнца» [19].

Рассмотрим, как толкует это правило другой православный богослов протоиерей Г.Флоровский: Оговаривая одно конкретное искажение, канон устанавливает общий принцип – по крайней мере, подразумевает его. Собор запрещает символическое изображение Христа в виде агнца… Это не просто канон – это вероучительное установление и предписание. Им указывается направление последующего догматического развития, дается предпосылка ко всякому будущему богословию святых икон. Канон говорит об очень специфическом случае, но закладывает основу для общего принципа. Показательно, что канон связывает проблему иконописи с отношением между «прообразом» и «истиной», иными словами – между двумя Заветами [20].

Древнего агнца вполне можно отождествить с младенцем Иисусом из Ветхого Завета, так как Новый Завет начинается с проповеди Иисуса «мужа совершенного, в меру полного возраста Христова». Первородный грех не был уничтожен Боговоплощением, потому что еще не совершилось искупление. Свет спасительной благодати воссиял только после Его воскресения. Следовательно, иконы с младенцем указывают время Ветхого Завета, то есть находятся в противоречии с правилом V-VI собора. Итак, мы признаем, что православные догматы – это закон жизни Церкви. Понятно, что законы устанавливаются для того, чтобы их исполнять, если догматы не устраивают – их отменяют. Тех же, кто не выполняет установленные для него законы (догматы), считают беззаконниками, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Именно так учит апостол: Кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем (Иак.2.10). Разумеется, 82-й канон Трулльского Собора – этот закон для иконографии никто не отменял, он попросту не исполняется, тогда можно утверждать, что в нашей православной Церкви давно и повсеместно творится беззаконие.

Иконография Божией Матери с младенцем имеет и другой зловещий смысл. Если, согласно Евангелия, мы не можем отождествлять мать Иисуса с Матерью Бога, тогда кто на иконах под видом Матери Бога? Это дракон, что начал преследовать жену, которая родила младенца мужеского пола (Отк.12.13). Понятно, что в данном случае «женщиной» является мать Иисуса, но слово «преследовать» нельзя понимать буквально, потому что она находится в Царствии Небесном. Там ее никто не может «преследовать», поэтому преследование возможно только на земле, где остался евангельский образ матери Иисуса. Это означает искажение евангельского образа, потом присвоение и использование его. То есть сатана через Кирилла Александрийского внедрил в Церковь свой ложный догмат «Матери Бога» и использует его в богословии и иконографии. Ничего удивительного, уж если он смог войти в апостола (Лук.22.3), то тем более мог войти в этого патриарха, человека страстного и властного. Сатана принимал образ женщины, как пишет апостол Павел, что сам сатана принимает вид Ангела света (2 Кор.11.14), представляясь Богородицей. Этим самым обманывал православных и заставлял их поклоняться себе. Понятно, что церковники возмутятся, но не имея богословских аргументов, будут ссылаться на мифические предания и сказания предков.

Василий Великий в своих беседах на слова 48-го псалма: «он пойдет к роду отцов своих», которые никогда не увидят света – говорит: Думаю, что сие говорится о грешнике – из церковников – который столько знает Бога, сколько предано ему обычаем отцев его, силою же собственного мышления ничего не приобретает и не присовокупляет в себе к познанию истины. Столько и такое в нем понятие, какое было в роде отец его. И здесь пророк изображает великую недеятельность разумения … Ибо виновен не только имеющий худые понятия о Боге, но и тот, кто довел других до сей погибели. А таковы те, которые наследовали грех предков, и, утвердив его в себе давним обычаем, сделали неизгладимым [21].

О необходимости критического анализа наследия предков пишет богослов Г.Флоровский: «Следуя святым отцам…» – с такой или подобной фразы в древней Церкви обычно начинали формулировать вероучительное утверждение… Учение отцов – вот надежная точка опоры, вот единственное верное основание. Это отнюдь не только «апелляция к древности». Мы веруем в то же, во что и апостолы – это самый верный признак истинной веры, которая всегда одна и та же. Однако, сама по себе «древность» еще не доказывает истинности. Более того, Весть христианства была для древнего мира поразительной новостью и призывом к радикальному обновлению.

Кроме того, и ереси апеллировали к прошлому и взывали к авторитету «преданий»… Святые отцы сталкивались с подобной ситуацией: «древность» как таковая может оказаться просто закоснелым предрассудком – «ибо древность без истины есть старая ошибка». Иными словами, «древность» и «привычность» сами по себе не гарантируют истины. Истина – это не «привычка». Истинное предание есть передача истины [22].

Поэтому, свои сказки, например о том, что евангелист Лука рисовал какие-то иконы, пусть православные младенцам умом рассказывают. Практически же сейчас в православной Церкви происходит идолопоклонство, потому что иконы одухотворяются. Этим своим идолам приписывают «благодатную силу», то есть свойства Святого Духа. Вот чему учит катехизис: В Православной Церкви особым почитанием и благодатной силой обладают иконы Божией Матери. И это понятно… через их посредство обретают исцеления, а иногда и указания [23]. А вот, что об этом говорит пророк: Народ Мой вопрошает свое дерево, и жезл его дает ему ответ… Привязался к идолам Ефрем; оставь его!… Стал Ефрем, как глупый голубь, без сердца (Ос.4.12,17; 7.11). Здесь под сердцем, видимо, подразумевается то, что когда-то называлось «русской душой».

Православные, потеряв всякую меру, доходят до того, что иконографию называют пятым Евангелием, и вот что пишут эти «евангелисты». В своей статье «О языке православной иконы» архимандрит Рафаил (Карелин) пишет: Икона – это богословие в красках…Само Священное Писание можно рассматривать как икону, написанную словами, а икону – как Священную Историю, изображенную красками и линиями [24]. Что можно об этом сказать? Во-первых, здесь отождествляется слово, несущее мысль в разумной части души человека, с образом, воздействующим на чувства неразумной части души. Однако, любую идею понятно для всех можно выразить только словами, образы же воспринимаются индивидуально и толкуются неоднозначно. Во-вторых, про автора таких слов можно сказать, что он сравнивает или отождествляет Священное Писание с рисованием.

Священник Павел Флоренский в своей статье «От образа – к первообразу» учит оккультизму: Икона, будучи явлением, энергией, светом некоторой духовной сущности, а точнее сказать, благодатью Божией, есть больше, чем хочет ее считать мысль… Иконы неоднократно бывали не только окном, сквозь которое виделись изображенные на них лица, но и дверью, которую эти лица входили в чувственный мир. Именно с икон чаще всего сходили святые, когда являлись молящимся. То есть автор рассматривает православную икону, как оккультный атрибут для встречи с духом.

В этом же сборнике находим следующее высказывание: К началу XVI столетия относится создание икон со сложными в богословско-догматическом смысле сюжетами. Они возникли как ответ на многочисленные ереси, в частности ересь жидовствующих, подвергавших сомнению основы христианского вероучения: догмат о Боговоплощении и об исповедании Девы Марии истинной Богородицей, Матерью Иисуса Христа, Второй ипостаси Троицы [25]. Итак, когда не стало разумных слов для богословия, у православных аргументом в споре сделалась картинка.

Христиане Византии в VIII-IX веках кровью защитили свое право на иконопочитание. Иконоборческий спор, без сомнения, – один из величайших кризисов в истории христианской Церкви, – пишет Г.Флоровский и задается вопросом его возникновения. – Как ни странно, ключ к пониманию этого спора для нас, кажется, утерян. Происхождение, значение и природа иконоборческого конфликта остаются неясными и загадочными. Современные историки не сходятся между собой в самых основных понятиях [26]. На вопрос отвечает Л.Гумилев: Существует простое и верное обьяснение характера событий этой эпохи: иконоборчество – явление малоазийское, иконопочитание – эллинское. Для азиата иконы были украшением храма, где надлежало возносить свой дух к престолу Истины, как абстракции, не имеющей зримого образа. Для грека иконы – окно в инобытие; на них изображен лик, а не личина и даже не лицо; поэтому духовное совершенствование сопряжено с эстетическим восприятием, через которое и открывается истина [27]. В подтверждение этой гипотезы можно привести тот факт, что великие богословы христианства имели малоазийское происхождение – это каппадокийцы Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский и антиохиец Иоанн Златоуст.

Так, через иконы, русские унаследовали, видимо, не свойственное нам мироощущение греков. Похоже, «торжество православия» над иконоборчеством впоследствии обернулось пирровой победой для христианства в целом. Это и падение православной Византии, и самое мрачное время в истории человечества – эпоха Возрождения. Эпидемии чумы и костры инквизиции были расцвечены яркими красками картин Джотто, Рафаэля и Микеланджело с религиозными сюжетами. Внутреннее созерцание в храмах уступает место чувству прекрасного: невидимого Бога стали изображать не только на иконах, но и на картинах. На западе духовные переживания постепенно уступают место эстетическим, чувственным. Идея, которая ярко выражена словами Ф.Достоевского «красота спасет мир». На востоке русские христиане – духовные наследники Византии, обманывались демоном под видом Божией Матери и ложными чудесами от его чудотворных икон. Случилось так, как и предсказывал Иоанн Златоуст об Антихристе: Уверуют в него единственно ради ложных его чудес [28].

Дьявол с научной точки зрения

Итак, дьявол. Он же Вельзевул, Люцифер, сатана, антихрист, лукавый, змей-искуситель, Князь Тьмы, Князь бесовский, Зверь, Ангел Бездны и т.д. и т.п. Стараниями литераторов и режиссеров последнего времени, от Гете до Булгакова и голливудских режиссеров кинематографа превратившийся не то во франтоватую колоритную личность (мессир Воланд, “Мастер и Маргарита”), не то в нечто мрачное и первобытно-ужасное (“Ребенок Розмари”, “Чернокнижник-2”). “Атеистический словарь”, издание 1985 года, дает следующее определение: “Сатана (от др.-евр. слова “сатан”, букв. – противодействующий), дьявол – по учению ряда религий – злой дух или глава злых духов, виновник зла в мире, властелин ада, толкающий людей к греху...” Уже в этом лаконичном определении чувствуется достаточно странная двойственность этого персонажа: с одной стороны он (очень упорно и изобретательно) искушает людей на грех, а с другой стороны, являясь владыкой ада, сам же их и наказывает. Ну чем не диалектическое единство и борьба противоположностей?

Странная мелочь. Однако, если досконально и внимательно изучить Библию, таких мелочей наберется не так уж и мало. Собрав и проанализировав их, можно прийти к весьма забавным и неожиданным выводам, которые, при ближайшем рассмотрении, окажутся довольно грустными.

В смысле масштабной работы с текстом Библии современный исследователь оказывается в гораздо более выгодном положении, чем его средневековые или, даже, более поздние собратья. Достаточно иметь хороший компьютер и скачать из сети “Интернет” полный текст Библии, а дальше, как говорится, дело техники. Можно проводить поиск по ключевым словам или фразам, можно одним движением пальца вырезать и сравнивать любые фрагменты текста, можно практически мгновенно делать любые статистические исследования, например, частота употребляемости отдельных слов или оборотов... И так далее. Таким образом, вооружившись указанным оборудованием, а также, призвав на помощь профессиональные знания, то есть биологию или, точнее, ее область, изучающую наследственность (генетику), а также, отчасти, медицину, вернее, ее область – психиатрию, попробуем пройтись по Библии в поисках следов дьявола.
Указанный подход вовсе не так наивен, как может показаться на первый взгляд. Библию иногда называют “старейшей и мудрейшей книгой” и, несмотря на то, что некоторые другие сочинения (например, “И-цзин”, китайская “Книга Перемен”), возможно, не менее стары и мудры, Библия была и остается одним из величайших памятников древней литературы и ее популярность, как всего-навсего собрания раннееврейских и позднееврейских мифов, трудно объяснить. Случайность – непознанная закономерность, и, конечно, огромное значение Библии в современном мире не случайно. Правда, скорее всего, мнения относительно причин этой популярности у людей верующих и неверующих сильно разойдутся... Для наших целей это непринципиально, мы будем считать Библию совокупностью текстов, содержащих достаточно серьезную информацию о законах, управляющих развитием природы, общества и отдельного человека, сформулированных в соответствующей мифической или аллегорической форме, определяемой, в свою очередь, соответствующими культурными и социально-экономическими условиями. Были ли эти законы сформулированы людьми или продиктованы Богом, в этом контексте значения не имеет.

Как известно, Библия делится на Ветхий и Новый Завет, первый из которых признается иудеями и христианами, а второй, будучи жизнеописанием Иисуса Христа и его последователей, только христианами. Ветхий Завет гораздо старше, больше и пестрее Нового. Он представляет собой довольно беспорядочное и, местами, противоречивое собрание космогонических, исторических, этических и философских сочинений большого количества древнееврейских авторов. Новый Завет включает сравнительно небольшое количество текстов, главными из которых считаются четыре Евангелия и, отчасти, “Откровение Иоанна Богослова или Апокалипсис”, и, в целом, более строен и упорядочен, хотя и не лишен противоречивых мест. Сколь-нибудь тщательный анализ Ветхого и Нового Завета выходит за рамки нашей работы, мы ограничимся лишь фрагментами, имеющими непосредственное отношение к сатане, дьяволу (в Библии – диаволу) и, предположительно, возглавляемому им легиону мелких и крупных бесов.
Понятие сатаны в Библии, как, впрочем, и в повседневной жизни, неотделимо от понятия греха. Однако, первая странность сразу бросается в глаза: при наличии в Ветхом Завете огромного количества самых разнообразных грехов, совершаемых отдельными людьми (Адам и Ева, Каин, ...), группами (братья Иосифа ...), и целыми городами (Содом и Гоморра, ...), сатана, как первопричина этого греха, там практически отсутствует. Если не считать змея-искусителя, соблазнившего Еву и Адама на первородный грех, змея, которого часто отождествляют с сатаной, хотя в тексте Библии есть достаточно прямые указания на то, что этот змей понимается буквально: “...Ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей. И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту.”/Бытие,3,14-15/ Кстати, если змей в данном случае был лишь воплощением сатаны, значит пресмыкающиеся пострадали ни за что (впрочем, это спорный вопрос). Так вот, если этого сомнительного змея в расчет не брать, в Ветхом Завете, сатана “в чистом виде” встречается только трижды. Первый раз в 1 Паралипоменон,21,1, где он “возбудил Давида сделать счисление Израильтян”, что, по причинам, которые мы не будем рассматривать, считается “виной перед Богом”; второй раз в Книге Иова, где он на протяжении нескольких стихов выступает, как опытный провокатор: дескать Иов-то живет, не тужит, как сыр в масле катается, отчего бы ему Бога не славить, а вот если его как следует испытать... На что и получает высочайшее соизволение (таким образом, Господь входит в противоречие с ранее сказанным: “Не вводи ближнего в соблазн”; впрочем, это неважно). К чести Иова, надо заметить, что, будучи лишен всего, что имел и всех, кого имел, и поражен проказой, испытание он выдержал, за что и “дал ему Бог вдвое”. А в третий раз (Бог троицу любит?) сатана является в Книге Захарии,3,1-2, где он стоит по правую руку великого иерея Иисуса, “чтобы противодействовать ему” (опять-таки, неясно, идет ли речь об Иисусе Христе, или о каком-то другом Иисусе, но это неважно). Все.

То есть самого дьявола в Ветхом Завете маловато, и фигура его просматривается весьма слабо, хотя следов его (речь идет о грехах) великое множество. Странно? Весьма странно, особенно если присмотреться к этим следам повнимательнее. Возьмем наугад три самых серьезных по своим последствиям греха, то есть первородный грех /Бытие,2-3/, допотопный грех (т.е. грех, который привел к потопу) /Бытие,6-8/ и грех Содома и Гоморры /Бытие,19/. Рассмотрим их.
Первородный грех – одно из самых важных и самых примечательных мест Ветхого Завета. Грех, за который род человеческий был наказан во веки веков: жена будет “в муках рождать детей”, а муж будет “в поте лица добывать хлеб свой”, и эта невеселая жизнь будет заканчиваться со смертью: “...доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты и в прах возвратишься.” Что же там произошло? Да вроде бы ничего особенного: Бог запретил людям есть “плоды от древа познания добра и зла”, а змей (сатана?) уговорил их эти плоды вкусить, обещая, что “откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.” Однако, вкусив указанных плодов, Адам и Ева, вроде бы, ничего особенного не ощутили, разве что “...открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги...” Пост фактум отцы церкви весьма усиленно муссировали данный вопрос, пытаясь объяснить, чем же именно так согрешили первые люди, если ничего особенного не произошло? Говорили о “гордыне” – мол, захотели уподобиться Господу, о непослушании Богу и следовании дьяволу в образе змия и т.д. В Библии об этом ни слова, однако есть косвенное указание: женщине, согласно Библии, более виновной Бог пообещал “умножить скорбь ее” влечением к мужу, беременностью и родами. Это вполне согласуется со средневековой трактовкой адских мук, то есть воздаяния за грехи, согласно которому, грешников наказуют именно так, как они грешат, доводя этот, так сказать, процесс, до логического конца (ну, скажем, лжецы и лжесвидетели лижут горячие сковородки и т.п.) /Данте, “Божественная комедия”/. То есть сначала следует осознание пола (наготы), а потом всякие вытекающие из этого неприятные последствия. Казалось бы, деторождение, то есть продолжение рода – величайшее благо и совершенно необходимый атрибут живой материи вообще и человека в частности. Однако Бог посылает его человеку не как дар, а как проклятие. Именно человеку, всем остальным несколько ранее было благодушно указано: “Плодитесь и размножайтесь.” /Бытие,1,28/ К чему бы это? Не будем забегать вперед, просто отметим себе эту странность. Чем, собственно, человек отличается от животных?
Грех, который привел к потопу, до некоторой степени, видимо, был даже более страшным, чем первородный, поскольку за него были наказаны не только люди, но и “скоты, и гады, и птицы небесные”. К сожалению, за что именно Господь так сурово обошелся с живущими, остается неясным. Буквально, это звучит так: “В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им. Это сильные, издревле славные люди. И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце своем.” /Бытие,6,4-6/. Здесь первое, вроде бы, совершенно не вытекает из второго. “Славные люди” и, вдруг, помышляют только о зле. Возможно, с точки зрения Господа, сынам Божьим (скорее, речь идет об иноплеменных людях, которые, по мнению автора, пользовались Его особым расположением, ну, в самом деле, не ангелы же “входили к дочерям человеческим”) вовсе не подобало вступать в браки с обычными людьми. В результате получались “сильные и издревле славные” и ничего удивительного в этом нет – на языке селекции это называется гетерозисом или гибридной мощностью. В то время люди, скорее всего, жили довольно изолированными группами и близкородственные браки были обычным явлением. А в этом случае то, что в просторечье называется “притоком свежей крови” вело к совершенно очевидным результатам, хотя все равно непонятно, откуда взялись злые помыслы у потомков “сынов Божьих”. То есть, либо в данном случае имеется в виду само скрещивание с чужаками, либо по каким-либо объективным или субъективным причинам фрагмент текста, описывающий состав преступления, был выброшен или утерян. Кстати, существует весьма обоснованное предположение, что сказание о потопе было позаимствовано древними евреями у шумеров, у которых оно было одной из частей эпоса “Гильгамеш”; впрочем, это неважно. Следует заметить, что в промежутке между описанными грехами, имел место еще один грех, а именно, братоубийство Авеля Каином. Ни много, ни мало. Мало того, что это первое убийство, но, кроме того, уничтожена ровно четверть существующего рода человеческого. Однако, можно обратить внимание, что это преступление никак не связано с полом или размножением, во всяком случае, непосредственно, и расплатой за подобное стало всего-навсего изгнание. Странно? Или закономерно?
Ну, и наконец, “Дело Содома и Гоморры”. Хорошо известно, как и за что именно были наказаны жители этих городов, и долго рассуждать на эту тему мы не будем, скажем только, что в данном случае имело место прямо связанное с человеческим самовоспроизведением “преступление против природы” (термин американского уголовного законодательства), и с наказанием Господь мелочиться не стал – стер с лица земли начисто.
Подобных примеров в Ветхом Завете довольно много. И, (исходя из несколько более позднего мнения о дьяволе, как отце всякого греха) судя по всему, проблемы пола и деторождения пользуются особым вниманием как Господа, так и врага рода человеческого.

Глава вторая.

...Слушай и содрогайся, о сатана, враг
веры, враг рода человеческого, друг
смерти, вор жизни, потрясатель
правосудия, источник зла, корень
пороков, совратитель людей, предатель
народов, источник зависти, причина
жадности, начало раздоров, поставщик
горестей – слушай, о сатана, и
повинуйся!
/Литургия “Rituale Romanum”/

Теперь обратимся к Новому Завету, где сатана впервые является “во весь рост”, как прямой противник Господа и Сына Его Иисуса Христа, и рассмотрим этот поединок.
“Евангелия”, представляющие собой жизнеописания, вернее, в большей степени, делоописания Сына Божьего и Сына Человеческого Иисуса Христа, являются основной частью Нового Завета. Слово “Евангелие” буквально означает “Благая весть”, а Иисуса часто называют Спасителем, так что, вполне резонно предположить, что “Благая весть” и есть весть о спасении. Кого? Разумеется, человечества, хотя сам Иисус предпочитает говорить лишь о “богоизбранном” народе, евреях /От Матфея,15,22-28;От Марка,7,25-29/. От кого или от чего? Ну, скорее всего, от происков врага рода человеческого (эти слова повторяются довольно часто и в разных вариантах), то есть дьявола. Правда, есть мнение, что Пришествие Иисуса и Его распятие (особенно распятие) были искуплением за все предыдущие грехи человечества и, особенно, первородного греха, однако, не совсем понятно, зачем тогда долгие и подробные проповеди и вся эта кутерьма, смахивающая (в этом случае) на рекламный клип? Все же приятнее думать, что в Новом Завете, так сказать, на наших глазах, происходит напряженный поединок сил зла и добра, созидающего и разрушающего, правды и лжи,... словом, Бога и дьявола. И заканчивается эта борьба, если верить “Откровению...”, полным поражением последнего.
Ладно. К делу. Сразу следует оговориться, что.
Во-первых, предпринятая нами попытка соблюсти баланс и удержаться строго в нейтральных рамках, не сползая в веру или неверие, оказалась тщетной. При анализе Священного Писания (вещь сама по себе, с точки зрения ортодоксальной церкви, довольно кощунственная), постоянно всплывают вопросы, которые большинство верующих сочли бы святотатством. А некоторые возможные ответы на них звучат уж совсем... То есть, анализ объективный, или даже на таковой претендующий, является уже материалистическим, по своей сути, и попытки как-то сгладить данное противоречие лучше всего характеризует поговорка: “Ни Богу свечка, ни черту кочерга”. Увы. Недостаток идеалистических систем мировоззрения, с точки зрения пытливого разума, состоит именно в постоянной возможности уйти от ответа за универсальной формулировкой: “Божественное (духовное, идеальное, сверхъестественное) суть непознаваемо по определению (вариант: не поддается логическому анализу)”. И точка. Сиди и не рыпайся. Но мы отвлеклись. Во-вторых, как известно, сказавши “А”, говори и “Б”. Если, придя домой с попойки, ты, по ошибке, выпил вместо воды проявитель, так уж будь последователен, выпей и закрепитель. Иными словами, если уж наш анализ есть научный в традиционном понимании этого слова, то давайте расставим все точки над i. Итак, под Богом мы понимаем созидающие силы природы, то есть эволюцию и прогресс, вне зависимости от того, идет ли речь о живой или неживой природе или о человеческом обществе, а под дьяволом – силы разрушающие и регрессивные. Вроде бы пока вполне разумно и приемлемо. Однако, что же в этом случае может скрываться под терминами “Сын Божий”, он же “Сын Человеческий”, и “Благая Весть”? Неясно. По идее, раз “Весть”, значит должна быть какая-то информация. О чем же может быть эта информация? О поражении дьявола, то есть победе созидания над разрушением? В каком-то смысле, видимо, да, поскольку через все проповеди Спасителя проходит мысль о грядущем Царствии Небесном. Чем это может быть с научной точки зрения, мы обсудим чуть дальше, а пока предположим, что это что-то такое хорошее и приятное, где совсем нет места дьяволу, то есть регрессу. Напомним, что речь идет исключительно о социальном развитии. Наверняка должен быть указан и путь к подобному процветанию, путь, имеющий в себе рациональное зерно, ибо, в противном случае, популярность христианства во всем мире трудно объяснить. Ну, и Сын Божий – это человек, или образ человека, сей путь указавшего, или хотя бы намекнувшего, в какой стороне его искать.
В чем здесь сложность? Сложность в том, что судя по результатам, Иисус или, если такового не существовало, то неизвестный, или группа неизвестных основателей движения, были гораздо умнее большинства последователей и толкователей, следствием чего должно было быть, и, скорее всего, было сильное извращение если не сути, то, по крайней мере, важных деталей исходного христианского учения. Нечто вроде детской игры в “испорченный телефон”. В частности, учение должно было подвергаться неким трансформациям в соответствии с социально-экономическими, политическими и культурными условиями по принципу “у кого что болит, тот о том и говорит”. Иными словами, анализируя Евангелия, мы, в значительной степени, анализируем лишь отчасти традицию или канон, а отчасти (и может, даже, в большей степени) огромный культурный пласт, в котором старое перемешано с новым, а важное с неважным.
Оговорившись таким образом, вдохнем поглубже и приступим.
Христианство невозможно представить себе без его центральной фигуры – Иисуса Христа, Спасителя. Личность его весьма колоритна. Являясь Сыном Божьим, он родился от смертной женщины – Девы Марии – вследствие чего, примерно через раз, называл себя Сыном Божьим, а через раз – Человеческим. Звучит немного забавно, но так оно и есть. Присмотримся ко всему этому поподробнее, разумеется, по возможности, рационально.
Канон /От Луки/ описывает это дело примерно так: жили были (дева?) Мария и муж ее (?) Иосиф, плотник, с которым она была лишь помолвлена (?) (напомню, что в Талмуде, собрании иудейских законов, сказано, что обручение производится путем полового сношения и, между прочим, может быть проведено, начиная с трех лет). И явился Марии ангел, и сообщил, что она зачнет от Духа Святого непорочно, и Сын ее будет Спасителем. А перед этим была другая пара: муж, именем Захария, и жена, именем Елисавета, если верить Библии, страдавшая бесплодием. Но для Бога нет ничего невозможного: Елисавета забеременела, будучи “в летах преклонных”, а ее муж, которому было видение (?) о сыне, и который посмел усомниться в возможности такого каприза природы, в наказание (?) онемел, вплоть до момента рождения (говоря современным языком, с ним случился истерический припадок с временным расстройством речевой функции). Родился сын, нарекли его Иоанн, а в последствии (за заслуги) прозвали Крестителем. Наследственность неважная с обеих сторон: мать бесплодная, отец страдает истерическими припадками и галлюцинациями (видениями?). Последствия налицо: выросши, удалился в пустыню, где имел “глагол Божий” (?), после чего начал бродяжничать и проповедовать.

“Когда мы смотрим не на видимое,
но на невидимое, ибо видимое временно,
а невидимое вечно.”